По указанному адресу располагалась старинная ростовщическая контора, владельцем которой, к удивлению госпожи Сузон, оказался гном. Когда она назвала свое имя, он некоторое время вглядывался в нее подслеповатыми глазами, а затем прошамкал, тряся седой бородой:

– Следуйте за мной!

В глухом, без окон, помещении, оказавшемся за конторкой, он ненадолго оставил Туссиану, но вскоре вернулся, неся сундучок. Поставил его на стол, кивнул посетительнице:

– Он не заперт. Можете открыть и пересчитать.

Еще не понимая, что происходит, госпожа Сузон откинула крышку и увидела, что сундук полон золотых монет. Сверху лежала очередная записка. Почерком герцогини рю Филонель была указана сумма награды для верной горничной.

Единственного человека, сумевшего вызвать истинно эльфийское уважение.

* * *

Возбужденные голоса смолкли как по команде. Члены бригады специального назначения, носящей кодовое название «Ласурские призраки», которая уже завтра должна была отправиться в путь, прекрасно понимали, что не стоит обсуждать услышанное вне покоев архимагистра. Последним на плитки портала, ведущего из кабинета Ники, ступил новый член команды – высоко вздернув подбородок и изо всех сил стараясь казаться опытным магом, которому наплевать на предстоящие тяготы и опасности. Проводив его взглядом, Никорин хмыкнула: намучаются с ним Призраки. Однако парень того стоит! Ошибки по глупости или от страха участникам ее команды не свойственны, а вот ошибки от отсутствия внимания к деталям случались и раньше. Этот товарищ со своей педантичностью и скрупулезностью станет гарантом их обнаружения… Хотя она бы повесилась, случись ей путешествовать с ним бок о бок! Еще раз хмыкнув, архимагистр посмотрела на сидящего напротив нее оборотня и улыбаться перестала. Обманула сама себя, думая о «последнем, покинувшем кабинет». Последний сидел перед ней, и его поза источала силу, уверенность и даже немалую толику угрозы.

– Я хочу услышать от тебя правду, моя госпожа, – разлепив кривящиеся в ироничной усмешке губы, спросил Грой Вирош, – твое сердце уже отдано Красному Лиху, или ты играешь и его, и моим?

Волшебница недобро сощурила глаза. Она уже и забыла, каково это – ощущать себя загнанной в угол, сдерживать рвущееся сердце, пытаясь найти ответ на вопрос, на который невозможно ответить, не наступив себе на горло…

– Что дает тебе право спрашивать меня об этом, Грой? – резко спросила Ники. – Между нами нет обещаний, только приятное для обоих времяпрепровождение!

В лице сидящего напротив на миг проступила звериная морда – четко обрисованный черный устрашающий рисунок, безмятежность желтых глаз. Безмятежность смерти.

– Видишь ли, Твое Могущество, я решил, что ты нужна мне, – с ленивой грацией пожал плечами оборотень, – я хочу тебя и не собираюсь отступать. Однако и зла тебе не желаю… Если ты играешь Торхашем – играй, пока не наиграешься. Я терпелив, подожду, покуда он тебе не надоест, и снова окажусь рядом тогда, когда ты захочешь крепких объятий.

Архимагистр до крови прикусила губу, пытаясь сдержать бешенство. Да кто он такой, этот бродяга, впрыгнувший в ее жизнь, как в окно экипажа, катящего по ухабистой дороге, и расположившийся в нем надолго? Как он смеет говорить с ней, как с девчонкой-несмышленышем?

– Остынь, Ники, – бросил Грой, поднимаясь, но не подходя к ней. – Тебе никуда не деться от меня. Любовь в голове красивой женщины – всего лишь бабочка, стремящаяся на огонь. Сгорит одна, другая, третья… А огонь будет всегда. Пока я не вернусь вместе с остальными Призраками, у тебя будет время подумать об этом! Добрых улыбок и… – он белозубо усмехнулся, – горячих объятий тебе, моя госпожа!

И, развернувшись, оборотень покинул покои архимагистра, шагнув в портал. Надо отметить, покинул очень вовремя, потому что следом, метя ему в голову, полетела тяжелая хрустальная чернильница, за которой тянулся рваный синий пунктир разлетающихся в воздухе чернил.

– Стоп! – самой себе приказала Никорин, потому что от охватившей ее ярости дрогнуло основание Золотой башни.

Мановением руки она вернула чернила в чернильницу, а чернильницу – на стол и, тяжело дыша, откинула голову на спинку кресла. Он решил… Он так решил… Обалдеть можно! «А сама-то…» – шепнул вкрадчивый внутренний голос. Память услужливо поднесла образ Ясина Зореля, и сердце, словно чернильница, привычно расплескало тоску. Разве она спрашивала бравого капитана «Касатки», хочет ли он ее любви? Нет! Она пошла за ним на край света, не страшась быть растерзанной командой голодных моряков, не боясь ураганов и штормов, – и получила желаемое. Никто не говорил ей – да кто, мол, дал тебе право!

Резко встав, архимагистр подошла к окну и уткнулась лбом в толстое стекло. Привычная картинка залитой солнцем гавани была сродни успокоительному: все хорошо и спокойно, все под контролем, под ее, Ники, контролем. Но отчего тогда так болит душа? Отчего ярость сменяется печалью, заполняющей мир белым-белым туманом…

Ники сама не заметила, как шагнула вперед – сквозь стекло, сквозь свет и воздух Вишенрога к отрогам горы, укрытой туманом. Когда они с Ясином оказались здесь впервые, разыскивая Белого старца, она, парящая в вечной дымке, уже называлась Безумной. Много позже они снова поднимались по той же тропинке, и у них болели руки от Силы, пропущенной сквозь ладони, а сердца – от скорби по погибшим. Покончив с обезумевшими тварями, в которых Гересклет превратил своих почитателей, необходимо было покончить и с ним самим. Да, бог огня утратил бо́льшую часть сил, однако был жив.

Сейчас здесь пахло морозом и стылым камнем, и от этого запаха, вызвавшего воспоминания о губах и руках красноволосого оборотня, Ники стало жарко.

А тогда пахло гарью…

Хлопья пепла падали с небес, подобно снегу, покрывая черным и серым пустошь, в которую превратилось поле битвы.

Они загнали его на верхушку горы. Истощенный, бледный, в лохмотьях, великий воин и полководец одержимых армий казался полутрупом. Ни следа божественной силы, лишь на самом дне зрачков тлели злые багряные искры – единственное, что осталось от прежнего Гересклета. Даже его белые волосы почернели, будто обуглились. Сейчас в нем было не узнать того, кого они когда-то знали под именем Белого старца. Того, кто учил и наставлял их в течение многих лет, даруя возможность управлять Силой, приблизившей их к давно почившим богам. Они с Ясином дружно удивлялись: откуда может быть столько мудрости в человеке? Покуда не узнали правду… Впрочем, всей правды они не узнали и тогда. Не поняли слов того, кто казался раздавленным, почти сдавшимся, не живым, но и не мертвым.

– Дети, какие же вы дети, – говорил он, дрожащей рукой вытирая угольные разводы с лица, – дети, которые могут изменять мироздание, но предпочитают спасать никчемные миры!

– Этот мир – наш, Гересклет, – прорычал Зорель, – кому, как не нам, его спасать?

– А зачем? – огонь полыхнул в глубине зрачков. – Зачем вы его спасли?

– Тебе не понять, бог!